Перейти к главе: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15

Из поездки Кристина вернулась какая-то потухшая, усталая. На дворе была зима. Ее стали мучить болезненные сновидения, она потеряла аппетит и сон.
- Ну, будет, будет, - успокаивал ее Эрик, и сердце его стеснялось до боли. – Что с тобою такое? Разволновалась от возможной опасности? Все непременно будет хорошо. Не смей думать о дурном.
- Знаю. – Слабым голосом отвечала она. – Только последнее время, будто туман перед глазами. Есть не хочу, спать не могу.
- Надо пригласить доктора. Пусть осмотрит тебя. Мне не нравится твоя бледность.
- Ни к чему, ни к чему, - прижимаясь щекой к его плечу, шептала Кристина, а сама была белая как мел. – Я отдохну, высплюсь, и все будет хорошо, как и прежде.
Доктора Эрик, вопреки словам жены, все-таки пригласил. И не зря. Потому что тот сообщил супругам совершенно неожиданную новость. Причина Кристининых недомоганий была проста и абсолютно естественна.
После слов о материнстве она не слышала уже ни одного слова из уст медика, он что-то говорил о здоровье и прогулках, но это было уже все пустое, не главное, слезы навернулись на ее глазах и потекли по щекам. Эрик целовал ее руки и тоже был вне себя от радости.
- Я так долго этого ждала, что уже не смела надеяться, - оправдывала она перед мужем свою несообразительность. – Неужели правда? Не верю, не могу поверить! Будто во сне. Нам бы теперь зажить как все!
- Может, и заживем, - уклончиво отвечал ей супруг.

- Ну что ж, моя милая девочка, - сказал Витольд, которому Кристина не могла не сообщить о радости, - теперь, полагаю, будет разумнее остановиться и вспомнить, что вы в первую очередь женщина и мать. Вы знаете, я сам желал видеть вас в наших рядах. Но теперь гляжу на вас, и понимаю, ни к чему вам такой крест принимать. Женщина в вас сильнее. Ведь правда?
- Правда, Витольд. Только вот, боюсь, теперь мне будет не так уж и просто это сделать. Мое место рядом с супругом, как он решит, так и будет. Куда он, туда и я пойду.
- Что ж, это тоже правильно. Это лишний раз подтверждает, что вы настоящая женщина. Только, боюсь, убедить Эрика будет совсем непросто.
- А еще я стала слишком суеверной. – Говорила Кристина, оживляясь. - Мы с Эриком не хотим, чтобы об этом пока кто-нибудь знал помимо вас. Ну, разве что Давид. Он будет рад.
Давид действительно был рад. Кристина светилась от счастья, как в прежние времена, теперь больше прежнего миловалась с Эриком. Все у них было хорошо. В беззаботном счастье прожили два месяца. Даже Яков перестал мучить Кристину чрезмерным вниманием. Понял, видно, что нечего ему искать рядом с ней, и у Кристины амуры только с мужем.
Как известно, самый темный час перед рассветом. Выходит, рассвет наступил, вот он, слава тебе Господи.
Но как бы ни так. Самый темный час был еще впереди.
Однажды утром Эрик, навестив Витольда в его кабинете, обнаружил пренеприятнейшую картину; долго стучал в дверь, никто ему не открывал, плюнул, вошел. И стало понятно, почему не отзывались, Длуголенский сидел в кресле, положив руки на подлокотники, да только во лбу у него зияла черная дырка. Эрик поглядел на свой пистолет, лежащий рядом, и утерял дар речи (у него на рукоятке особые вензельки были). Как такое могло случиться? Кристина, узнав о несчастье, долго визжала, все не верила, что такое случилось с Длуголенским. Разумеется, на супруга думать права не имела, а кому вообще такую страсть учинять было нужно – понять не могли, как не силились.
Якова уже несколько дней никто не видал, Шмулик все дни напролет был при Эрике (знал, что вся полиция теперь с ног на голову поставлена, и каждый Эриков шаг может обернуться ошибкой, вместе об том рассуждали, да думали, как возможных сложностей избежать). Не на Додика же, в самом деле, думать.
Тот как узнал, что старика Длуголенского подстрелили, разрыдался, как девчонка, может, действительно Витольда пожалел, расчувствовался, а может быть (что вернее), почуял, что это начало дурному.
И правильно Давид чувствовал. Дураку понятно, что Длуголенский был человек в определенных кругах весомый, ежели его посчитали нужным со света белого сжить, значит, то кому-то было нужно, и на то имелись резоны. Вторым человеком по величине был Эрик. Кабы не Длуголенский, быть ему важнее важного.
Скрыть Витольдову смерть не удастся, а это значит, что слушок пойдет и среди «своих», и среди синих мундиров. А вторые своего шанса точно не упустят – выслужиться-то каждому охота. Об Эрике уже давно молва ходит – собака лает, ветер носит, а поймать не могут. Он им, как красная тряпица быку.
А о «своих» вообще говорить нечего. Разговор здесь короткий. Порешат они и его, и Кристину, даже и разбираться не станут, правда ли, не правда. Потому что, кто «своего» предает, тому одна дорога, без суда и следствия в выгребную яму.
От того Давид и рыдал, потому что знал обо всем этом.
А попробуй-ка укройся сразу и от «своих», и от лягашей, когда у тебя супруга брюхатая! Ладно бы свой афедрон укрыть, а когда за тобою еще две души?
В общем, плохи были их дела.
Либо сразу Эрику гроб заказывать, либо погодить?
- Ну, положим, все свои меня гнобить не станут, - сказал не утративший спокойствия Эрик. – Кто побоится, кто не поверит. Это же глупость. Мне Витольда трогать было ни к чему. Делить нам с ним было нечего.
- А поговаривают, что было. – Вздохнул Шмулик, и развел руками. – Девчонку. Кристинку, то есть. Пустили слушок, сильно ревновал. Да и место главенствующее вы с ним делили. А это посерьезнее бабы может статься.
Эрик нервно рассмеялся.
- Бессмыслица какая-то.
- Поди, объясни. А с мильтонами и вовсе швах наше дело, – с внезапным жаром проговорил Шмулик. – Говорят, ищут не столько тебя, сколько бабу. – И со значением посмотрел на Кристину. – Оно и понятно. При тебе всегда кто состоял? Женщина. Видно, на нее и решили брать. Надобно вам что-то, голуби, думать, а-то, когда накроют, поздно будет. Веришь ли, у меня на сердце не спокойно.
Выходило, Кристине сейчас куда большая опасность угрожала. От того Эрик сделался чудовищно бледным, и принял решение – Кристину свезти в укромное место на несколько дней (отрядил ей в компанию Додика), а после прямиком на вокзал и прочь отсюда. Все будет устроено.
- Ну, Кристину от этого надо, во что бы то ни стало, избавить. Ежели надо будет, то я сам к ним пойду, и объясню, что никакой женщины тут и в помине нет. А если и была, то она и сама не ведает о том, что с ней такое приключилось.
- Что ты, что ты! – Вскликнула в ответ Кристина, кинувшись к мужу, обвив тонкими белыми руками его шею. – Тебе туда никак нельзя, тебя тогда заарестуют!
- Ничего, ежели арестуют, то не надолго, - говорил он, смотря на Кристину, смеясь. – А тебе в опасности быть никак нельзя. Тебе надо уезжать, да увозить самое дорогое.
Самое дорогое было сокрыто в Кристиной утробе. И как все было не ко времени. Кристина и сама понимала, если бы не ребенок, оставаться бы ей с Эриком, а там будь, что будет.
- Не поеду я без тебя никуда. – Упрямилась супруга. - С тобою куда угодно! Мне без тебя все равно жизни нет!
- Не одну себя бережешь, Кристина. Двоих. – Шепнул ей на ухо Эрик. – Что мне после делать, если не смогу вас уберечь? Я вот о чем все думаю, не могло все так легко обернуться, выходит, что виной этому кто-то из наших.
- А пес их знает. – Тер переносицу Шмуэль, будучи свидетелем сего интимного разговора. - Может и из наших…
Кристина отпускать супруга одного не желала, ломала руки, непременно хотела остаться с ним.
- Ты за него не тревожься, - обратился к Кристине Шмулик, не выдержав слез ее, - я за него головой отвечаю.
Коротать тревожное время Кристине пришлось в квартире одного из доходных домов. Вместе с Давидом, который повсюду ходил за ней, будто хвост. Быть человеком первой важности ему нравилось. Кристина страдала жестокой бессонницей, звала в забытье мужа, просыпалась от каждого шороха, а Додик себя чувствовал единственным, кто может ее защитить, потому что, был рядом.
В ночь перед отъездом Кристине не спалось. Что бы унять ее тревоги, Эрик передавал ей весточки, в одной говорилось, что с ним все хорошо, в другой еще какие-то ласковые слова жене слал. А сегодня днем Додик принес Кристине от Эрика очередную весточку. Сложенный вчетверо лист бумаги, в котором он вечером обещался Кристину навестить.
- Он нынче вечером придет! – Ахнула Кристина, и любовно прижала листок со знакомым почерком к груди.
Насилу дотерпела до вечера. Прислушивалась ко всякому легкому шуму. Когда без четверти одиннадцать в коридоре послышались шаги (тяжелые, явно мужские), Кристина метнулась к двери, дернула ручку, распахнула.
- Наконец-то, дождалась. Как же мне без тебя было тяжко! – Воскликнула она, и вдруг в ужасе отпрянула. – Ты?
На пороге точно был не Эрик. Додик с перепугу метнулся под стол. Кристине на плечо легла сильная рука (она просела на ватных ногах, чувствуя, как рука давит ее к полу), вторая же резким беспощадным взмахом толкнула ее в грудь, и Кристина, задохнувшись воздухом, кубарем покатилась по половицам, ударилась о стену.
- Неужели так ждала? Истосковалась, может?
- По тебе-то, Яков? – Потирая ушибленную грудь, проговорила едва слышно Кристина. - Не много ль чести?
Тот осклабился и нагнулся над Кристиной, приблизив к ней свое лицо.
- А я уж думал, меня встречаешь. – За спиной у него стояли еще двое крепких молодцов с небритыми рожами. На Додикову помощь рассчитывать не приходилось, что мальчишке против них сделать? – Обрадовался.
- Попусту радуешься. Как не глядели на тебя мои глаза, так и не глядят.
- Зря ты так Кристина, - взяв ее за лицо пропахшей табаком пятерней, ответил ей Длуголенский.
- Как меня нашел?
- Не твоего ума дело. Некому теперь за тебя вступиться будет, без отца-то моего (туда ему и дорога), и без твоего хахаля. Каторга по нему давно плачет. Говорил я тебе, не вечно ему по свету белому ходить. А я теперь хочу узнать, чего в тебе такого, что он так тебя оберегал и никому не отдавал. Но об том мы с тобою потом потолкуем. Время будет. А перед этим у меня к тебе вопросец один имеется, Эрику твоему теперь все равно без надобности, а я то по праву заработал. Где твой муженек деньги, камни, золото хранит? Половина, небось, у тебя имеется?
Кристина, и правда, из дома по наказанию Эрика забрала все драгоценности, и несколько пачек кредитных билетов. Деньги брать не хотела, но супруг настоял – ближайшее время нужду ни в чем испытывать ей нельзя, да и когда родится ребенок, не голодным же его растить. Средства нужны.
- Почем мне знать, может, в банке.
- Да всем же известно, что в доме твоего благоверного полно денег и драгоценностей. А тебя нищую он отпускать тоже нипочем не согласился бы. Ну так что, а?
- Так зачем же ты у меня спрашиваешь? – Изобразила искренне удивление Кристина. - Кому известно, пусть и договаривает. Ищи. Может, к старости сыщешь.
Послышался звонкий шлепок. Голова Кристины резко запрокинулась назад, из разбитой губы тонкой струйкой засочилась кровь.
- Зря ты, Кристинка, - жадно на нее взирая, сказал Яков, - со мною так. Впрочем, ночь длинная, ты мне все расскажешь. И привыкнуть еще успеешь. Может, столкуемся?
- С тобою, Яков, мне толковать не про что.
- Но, но, обычная ты бабенка, но то, что от меня нос отворотила, за тобой должок. Сегодня же и отдашь! - Яков кивнул одному из парней, что стояли у него за спиной, и тот, что повыше, да помордастей, двинулся на Кристину. Запустил ей железные пальцы в волосы, и поставил на ноги.
- Раньше-то Эрик Витольду слово дал – тебя не трогать, - в бессильной ярости крикнула Кристина, - но теперь он с тобой разговоров вести не станет.
- Поглядим, сердешная… Дай встретиться. А ты пока обожди меня в спальне. – Усаживаясь за покрытый скатертью стол, пообещал ей Яков, приправив свою речь крепким словом. – Я к тебе потом для разговора приду. Ты уж там подумай на предмет, чтобы я не скучал.
Мордастый, что держал Кристину, втолкнул ее в другую комнату, приставил к двери стул. Кристина не трепыхалась, не кричала, только пару раз что-то стукнулось в дверь, но сразу же смолкло.
Из-под стола выполз Додик, покрутил головой, увидел сидящего за столом Якова, который чистил ножом ногти.
- Ага, и ты, жидюк, здесь! – Рявкнул Длуголенский.
Давид встал с колен, распрямился, отряхнул руки, стараясь не выдать, что всего колотит, будто от холода.
- Башку тебе оторвать, что ли? – Размышлял Яков, откинувшись на спинку стула. – Хотя, нет, еще сгодишься. У меня эта ночь занятная ожидается, и у Кристинки твоей тоже. У нее сегодня радость будет. Тройная. – Бугай с перебитым носом, что стоял у двери, сально заржал.- Пожрать бы чего перед этим, нутро подсасывает.
- Жрать нечего, - мрачно ответил Додик, косясь на запертую дверь.
- Впроголодь, что ль, сидите? – Он оставил свое занятие, положил ножик рядом со своей правой рукой.
Кабы ему метнуть его в глаз. Только, не успеть Додику. Пока схватишь со стола, пока прицелишься. Два других мужичины (надо заметить, внушительной наружности), прикинут что к чему, скрутят, точно голову отвинтят.
- Пить есть. – Дал ответ Давид, поразмыслив не больше минуты.
- Это тоже хорошо! – Одобрил Яков. – Давай тащи, что ли, лягушонок двулапый.
Додик какое-то время шарил в шкафу, потом в ящиках. Пока доставал бутылку со стаканами, два Яшкиных прислужника рылись в комнате. Почти сразу отыскали и деньги, и Кристинины драгоценности. Крякая от удовольствия, швырнули это все на стол перед Яшкой.
- Ага! – Сказал Яков, перебирая добычу. – Богатая, лярва. А крутила хвостом, мол, не знает.
Додик с грохотом и звоном водрузил на стол стаканы и откупоренную бутылку вина.
- Что, сопляк, - отвлекся от своего занятия Длуголенский, - понял, кто теперь тут главный, в прислужники подался? – И залепил ему со всей своей дурной силищи щелбан. – Правильно понял!
Додик промолчал. Отошел подальше, сел на стул, который подпирал дверь в спальню. Яков со своими двумя валетами шуршали бумажками, слюнявя пальцы, пересчитывали, загребали украшения.
Очень скоро один зевнул, привалился головой к стенке, прикрыл веки, второй вяло говорил что-то закурившему Якову. И тоже спустя какое-то время, уронил голову на сложенные руки, всхрапнул. Потер глаза я Длуголенский, крикнув будто Кристине: ты уж меня дождись, я скоро, и повесил голову на грудь.
Додик немо всплеснул руками, изобразив что-то вроде торжествующего танца, и очень тихо отодвинул стул, просунулся в дверную щель. В комнате было темно, Кристина сидела на полу у кровати, поджав под себя ноги. Увидела струйку света, сочившуюся из другой комнаты, вздрогнула.
Додик махнул ей рукой.
- Ты жива? – Прошептал он. – Что они с тобой сделали?
- Ничего, - успокоила его Кристина.
- Идти можешь?
- Могу.
- Это хорошо.
- А что Яков? – Не утерпела она.
- Дрыхнут они втроем. – Поцокал языком Давид, выдержав торжественную паузу, и после добавил: - Я им в вино ту микстуру вылил, что тебе от бессонницы тот плешивый докторишка выдал. Целую бутыль. Издохнут, гады, не жалко!
- Давид! – Протянула к нему руки Кристина, видно в знак благодарности. – Эрик… Эрик обещался быть. Надо его дождаться!
- Некогда дожидаться, Кристина! – Повысил голос Додик. – А ежели проснутся? Не оставят они тебя теперь живой, это я тебе точно говорю. Ноги уносить надо!
Додик протянул ей руку.
- Вставай. Только тихо. Пошли. Чего я натерпелся, когда ждал. Думал, никогда их это зелье не возьмет. Взяло, кажись. Гляди, сукин сын какой! – Проскрипел сквозь зубы Додик. – Это что же выходит, Яшка Витольда на тот свет отправил?
- Не знаю, Давид.
Он взял Кристину за руку, и потянул из комнаты. Но вдруг остановился.
- Может, тебе через окно вылезти, верхами? Так вернее.
- Не смогу я через окно, Додик. Тот, что меня сюда тащил, он мне, сволочь, сапогом пару раз под дых ткнул, - с едкой ненавистью сказала Кристина. – Все нутро жжет. За дите страшно.
Он стиснул ей руку.
- Ладно, пошли, только тихо. Авось выберемся на улицу, а там я тебя к своим друганам сведу. Тут недалеко. Места, конечно, темные, тебе там не место. Но выхода нет. Они тебе помогут. Я им про тебя сказывал, они знают. – Деловито рассуждал Додик, ведя за собой Кристину. Ежесекундно оборачивался на нее, все хотел на ее лицо наглядеться.
С божьей помощью уедет она нынче днем, свидятся ли теперь – не известно.
И не заметил, как за ковер носком зацепился, едва не растянулся во весь рост, прям посреди комнаты, Кристина выпустила его руку, вскрикнула.
Сам не упал, удержался, но шуму наделал. Два валета дрыхли так крепко, что даже не пробудились, только свист, да храп над столом стоял – хорошая микстура. А вот Яков, тот один глаз приоткрыл, да увидал шевеленье.
- Ку-уда, паскуда! – Взревел он, и, опираясь на стол, поднялся на ноги, пошатываясь, как пьяный.
Перетрусивший Додик присел, закрутил головой по сторонам, приметил в двух шагах от Кристины кадушку с деревцем (тут таких в каждом углу понатыкано для красоты было), кинулся туда, да как толкнет ее.
Она со страшным грохотом покатилась прямо под ноги Якову, он нетрезвый, не удержался, повалился на пол, ткнулся мордой прям в рассыпавшуюся землю.
- Скорее, скорее! – Затряс Давид Кристину.
Было совсем не страшно, потому что, прихожая вон она, а Яшка бултыхается на полу, ломает ветки, перо свое он на столе так и оставил, значит, не метнет ни в Додика, ни в Кристину.
Ножика у Якова, и, правда, не было. Зато, он, лениво развернувшись, полез зачем-то себе за пояс, вскинул руку, и у Кристины над ухом что-то хлопнуло, раз, второй, третий. Да так громко, что она сразу оглохла, зажала уши ладонями. От двери полетела щепка, Додик, толкая Кристину в дверной проем, снова споткнулся, вскрикнул, едва не упал, но снова удержался на ногах, выскочил вслед за нею на лестницу.
И от страха зашелся хрипом. Пытается вздохнуть, а не может. Кристина обернулась, вцепилась ему в плечо.
- Скорее, Додичка! – Попросила она. – Скорее! На улицу нам надо.
А он ноги едва переставляет, вяло так, будто сам снотворной микстуры налакался. Оперся рукой о стену, и сполз на пол.
- Додик! – Истошно закричала Кристина, падая на колени.
Отняла от него руку, посмотрела на свою ладонь. Рука в ночном сумраке была в чем-то черном, вязком. И Кристина сразу же поняла, что никакое это не черное, а красное. Кровь.
Давид захрипел, вцепился ей влажными пальцами в запястье.
- Ничего, – прошептал он. – Это ничего. Ты беги!
Кристина погладила его по волосам, поцеловала в щеку, и ахнула. На груди слева на белой рубашке расплывалось темное пятно.
- Давид, вставай, – взмолилась она, слыша поблизости шаги. – Скорее!
- Вдвоем не уйдем. – Упрямо прохрипел тот, и слегка оттолкнул ее. – Ты беги, слышишь? Иначе Яшка тебя догонит и порешит, он нынче злой, как черт будет из-за того, что я учинил. – И хитро улыбнулся. Но получилось это у него как-то вымучено. - Беги Кристина, только скорее. Беги в Свиньинский, к Митьке Комару на хазу. Он верный. Отыщи его, то портяночника одного сын. Если спросишь, укажут, только осторожно, если что говори от меня. Пусть он тебя низом выведет. Он особые пути под землей знает. Ты только не боись, они не страшнее Яшки. И терпеть его не могут, так что, подсобят. И Эрик тебя чрез них отыщет.
Кристина вытерла кровавыми руками слезы, поцеловала пацаненка в обе щеки (только, отчего-то были они то ли горькими, то ли солеными), и, подобрав юбки, побежала вниз по лестнице, а в голове у нее металась только одна мысль: «только бы успеть».

На пороге квартиры мадам Жири снова стояла ее прежняя воспитанница. Только на этот раз, сиротливо сжимая в руках ручку саквояжа, и повинно склонив голову. Одна. Без супруга.
От всего этого на прежнюю жизнерадостную, полную счастьем гостью она как-то не походила.
- Здравствуйте, мадам Тереза. Я к вам с просьбой. Можно у вас остановиться на некоторое время?
- Проходи. Если ты предпочитаешь мое жилище богатой гостинице, можешь оставаться здесь настолько, насколько сочтешь нужным.
- В гостинице одиноко. А я от одиночества сейчас умру. Не вынесу.
- Честно говоря, я не ждала твоего визита. Ты на долгий срок в Париж?
- Думаю, на долгий.
- Одна? А как же твой супруг, как девочка?
- Ах, об чем вы, мадам Тереза. Ничего больше нет. – Белое лицо ее стало еще бледнее, а в глазах выразилась мука.
- Как ничего? А Эрик, а ваша дочь?
- Софьюшки больше нет с нами. Да и когда я теперь увижу мужа, я не знаю.
- Какое несчастье. Но как же Эрик, вы что поссорились? – С видным волнением спросила мадам Жири.
- Нет. Наш союз, как и прежде, крепок. Я не знаю, как вам все рассказать, мадам Тереза. Да и надо ли?
- Выбор за тобою.
Кристина молчала с минуту.
- Я вам все расскажу, непременно. Но не сейчас. Дайте мне срок. Эрик не мог приехать, на это есть причины. А меня заставила нужда. Но я приехала к вам не одна. Вы непременно должны мне помочь, иначе будет погублено две души, одна моя, грешная, а что до второй, так еще вовсе безвинная.
А шестого сентября в яркий осенний день Кристина разрешилась мальчиком. Да только роды были такими тяжкими, что роженица едва там и не кончилась. Но Господь уберег, и все завершилось хорошо – и для матери, и для младенца.

Кристина прижала к груди своего малютку. Из белого кулька выглядывал черный чубчик.
- Представьте себе, мадам Тереза, ни капельки не похож ни на Эрика, ни на меня. – Щебетала счастливая мать. - Он вылитый дедушка.
Тереза наклонилась над ребенком.
- Действительно, он - копия Густава. Красивый ребенок. Как ты его назовешь?
- Эрик хотел, если будет мальчик, назвать Мишей. Михаил Эрикович.
- Замечательное имя.
- К сожалению, я не смогу остаться с ним надолго. Матушка, мне не у кого просить помощи, кроме как у вас. – Робея, заговорила Кристина. - Мне нужно будет оставить Мишеньку, и уехать на какой-то срок. Могу я просить вас помочь?
- Ты хочешь оставить ребенка здесь?
- Видите ли, мадам Тереза, у меня есть кое-какие дела…
- Какие? – Осторожно спросила мадам Жири, присаживаясь на край кровати.
Мальчик мирно сосал материнскую грудь, посапывая. Кристина, ласково прижимавшая ребенка к себе, перевела взгляд на Терезу.
- Мне надо кое с чем разобраться. А с малюткой на руках я буду обременена.
- Что ты задумала?
- Ничего! Мне нужно о многом позаботиться. А везти его обратно я не могу, я увезла Мишу сюда, чтобы спасти.
- Кристина, может быть, пришло время все рассказать? Я не просила, не настаивала. Но не слишком ли это теперь?
У мальчика был отменный аппетит, и до разговоров, что сейчас велись вокруг него, младенцу не было никакого дела. Он по запаху узнавал, что мать рядом, ощущал ее безграничную любовь, и был абсолютно счастлив.
- Вы правы. – Вырвалось из стесненной груди у Кристины. - Пора открыться. Но умоляю вас, не осуждайте! Мы с Эриком утаили от вас самое главное. Он ведь солгал вам, а я эту ложь поддержала. Я очень виновата перед вами. Видите ли, Эрик больше не писал музыку, и никаких пьес тоже не сочинял, а «постановка спектаклей» была лишь игрой слов. Его занятие было иного характера.
- Я не понимаю о чем ты толкуешь.
- Я вряд ли найду слова, чтобы объяснить все так, как есть. Случалось ли вам слышать о людях необыкновенных, не таких, как все? Они умны и одарены Господом больше остальных. Но иногда случается, что тропинка их выводит на такую стезю, что род занятий их в обществе считается скверным. А вместе с тем в этом занятии они остальных тоже превосходят. Но обычный ход жизни им чужд, слишком прост, слишком скучен. Есть люди низкие, дурные, их занятие, и правда, дурное. Есть, к примеру, простые воры, есть убийцы, а есть такие, кто играет в рулетку с самой жизнью. Не осуждайте его, он великий человек!
Мадам Жири от слова к слову делалась все мрачнее и мрачнее. Высокий лоб ее пересекла глубокая морщина. Было ясно, что слова Кристины ей понятны. Но осуждать или увещевать она не стала. Молчала, слушала, сложив на коленях руки.
- Мы столько раз хотели порвать с этим занятием. Стать как все. Но это было уже невозможно. Я не знаю, как это объяснить. Но без этого уже как будто теряешь воздух, теряешь способность дышать. Сегодня говоришь, что завтра начнешь жизнь с нового листа, а завтра понимаешь, что никакого листа нет. Что он уже давно кем-то исписан.
- Вы играли в серьезные игры, Кристина. Расплата неминуема.
- Вы правы, мадам Тереза. Нам с Эриком уже вряд ли что-то поможет искупить наши грехи. Только наш ребенок не виноват. Я не хочу ему такой судьбы.
Мальчик на руках матери захныкал, и моментально отнял все внимание на себя. Кристина начала укачивать ребенка, поцеловала в лобик.
- Дай мне его, – протянула обе руки Тереза.
Кристина, колеблясь, отдала ребенка мадам Жири, и та прижала его к себе. Мальчик еще какое-то время хныкал, и после затих. Зевнул, и кажется, уснул.
- Когда ты собираешься уезжать из Парижа?
- Я побуду какое-то время с сыном. – Шепотом ответила Кристина. – Хочу посмотреть, как он растет, хочу кормить ее своим молоком… думаю, через несколько месяцев.
- Хорошо.

Кристина, одетая в дорожный плащ, стояла на перроне, сжимая ручку саквояжа. Никакой больше поклажи у нее не было. Порывистый ветер того и норовил сорвать с ее головы шляпку.
- Я бы пол жизни отдала, что бы быть с моим мальчиком. Но вы позаботитесь о нем, а мое место рядом с Эриком, мадам Тереза. – С каким-то болезненным чувством всматривалась она в лицо своей названной матери. - Умоляю, не допустите, чтобы мой сын умер с голоду. Я бы не пожалела никаких денег, он бы мог ни в чем не нуждаться до совершеннолетия, Эрик достаточно позаботился о нашем благополучии. Но вы знаете мою историю. У меня теперь ничего нет. – Проговорила в отчаянье Кристина, волнуясь и страдая. - Простите меня. Серьги и кольца, которые были на мне, я сняла и отдала вам – думаю, этого хватит на первое время.
- Не волнуйся. – Коротко ответила Тереза. – Мишель не будет ни в чем нуждаться. У меня есть некоторые сбережения. Нам этого хватит. Это лучше, если бы ты достала деньги иным способом.
- Расскажите ему обо мне и о его отце, если я не вернусь. Скажите, что я люблю его больше жизни, что он смысл моего существования. И что его отец, хоть и никогда не видел его, тоже живет им одним. Я так хочу, чтобы они с Эриком повстречались. Прошу, объясните ему, что мы не преступники. Я не хочу, чтобы мой мальчик возненавидел тех, кто подарил ему жизнь. У вас в квартире я оставила свою фотографию и несколько писем от Эрика. У меня не так-то много богатств, которые я могу передать сыну.
- Не тревожься, Кристина. Миша дождется тебя. И я сделаю все, чтобы он ни в чем не нуждался.
- Благодарю.
Покинув Париж, Кристина поехала не в Москву, и не в Петербург, а в уже посещенную ею Одессу.
- Кого я вижу! – Воскликнул хозяин «персикового» домика, увидев Кристину на пороге.
- Здравствуй Беня. Не забыл?
- Как можно. У Бени хорошая память. Есть у дамочки какой-то интерес, что привел ее сюда?
- Есть. Мой муж. Нужно ему помочь. Если нужны деньги, я достану. Много.
На этот раз Альберт Соловейчик был не столь фривольно одет, как в прошлый раз, и встретил гостью в гостиной. Пригласил в столовую, оттрапезничать с ним, но Кристина отказалась.
- Ты себе представляешь, сколько у Бени денег? – С некоторым удивлением спросил он. - И тогда я спрошу тебя, зачем мне еще? Что мне принесут твои деньги? А я тебе отвечу, ничего такого нового, чего бы у Бени еще не было. Зато таких, как ты сыскать трудно. Что мне деньги? Бумажки. Подержишь их в руках, и никакой радости. Лучше помоги мне, сделай доброе дело, а Беня поможет тебе.
Лицо Кристины искривилось страшным негодованием.
- Прощай Беня.
- Ай, гордая дамочка. Если бы на этом свете была бы хоть одна женщина, готовая вступиться за Беню так же, как ты за своего Эрика. Ви с ним действительно такие влюбленные? Так что тебе нужно от Бени, рассказывай.
И Кристина рассказала.
Оказалось, что ей было нужно не так уж и много, помочь разузнать, что стало с ее супругом, и вытащить его на свободу, если окажется, что тот коротает свои дни в ссылке.
Ломаться Соловейчик не стал, и действительно сделал все от души, в короткие сроки. Позвал изведшуюся в ожидании Кристину, и сказал:
- А зря ты слезы льешь. Муженек-то твой надолго в своей Зерентуйской тюрьме не задержался. И без нашей подмоги. Так что, собирайся в белокаменную. Или где искать-то его думаешь? Оттуда путь не близкий. Так что, аккурат должна успеть к сроку, когда он доберется. А где его там искать, я уж тебе не скажу. Того не знаю. Ну а если что, возвращайтесь, тут-то вам Беня всегда будет рад помочь.
Кристина так и сделала. Можно было бы предположить, что Эрик затаится где-нибудь в другом городе, но как бы оно не так. Наверняка, тоже захочет узнать, что стало с Длуголенским (да, по правде говоря, Кристине и самой хотелось возмездия).
Поэтому, первым делом по приезду она расспросила знающих людей. Не без труда, не без сложностей – прежнюю Кристину в ней не признали, а бабам, как говорится, доверия мало. Интересовал Кристину только один вопрос, который она и поспешила задать:
- Кто нынче за главного? Яков Длуголенский?
И получила ответ, от которого сердце ее забилось безумно, а лицо сделалось бледным, как скатерть.
- Да ты что, девка, с дерева упала?


* * *

Самое главное – было добраться до Читы. А оттуда уже по воде двинуться дальше – и подальше, подальше отсюда!
Пришлось, правда, мыла чуток поглотать, ну, что б припадошного удобнее изображать было. Ну, так это ничего. А-то, после первой попытки нацепили кандалы, с ними особо не учудишь. Свезло с лекарем. Старик был из поселенцев, да видно, усмотрел во всем какой-то особый интерес. Попросил «больного» ему предоставить для особых экспериментов (ну что с него, эпилептика, взять). Все равно может помереть в любой момент, а так хоть люду и науке пользу принесет. Пусть днем, как надобно, работает, а вот вечерами пусть имеет обыкновение лекарский сруб навещать.
- А так и не скажешь, - прогудел один из надзирателей, впечатленный «спектаклем» и диковинным припадком, - что хворый. С виду-то крепкий мужичина, как медведь.
Медик только пожал плечами.
- Сим видом болезней, батенька, всякие болеют. Ничего не поделаешь-с. Вы лучше железки с него снимите, а-то поранится, сломает запястья. А мне, знаете ли, в таком пациенте все ценно-с.
Без появления доктора пришлось бы, конечно, потрудиться куда обстоятельнее, да и подольше. А так все вышло очень даже хорошо.
Эрик предлагал доктору стать его спутником, но тот отказался, сослался на немолодой возраст, объяснил, что своим присутствием будет только замедлять передвижение. А это в виду данной ситуации никак нельзя. Да и какой ему смысл обременять себя столь непростым занятием в такие-то годы? Свою жизнь он доживет и здесь, в конце концов, вполне неплохо обосновался – имеет, пусть неказистый, но домик (даже со своей собственной маленькой прозекторской в подвале), занимается родным ему и любимым делом. Для человека его профессии здесь раздолье, постоянно в нем нужда, то бабе какой помочь от бремени разрешиться, то лихорадка, то эпидемия какая всех выкосит – какие-никакие, а живые люди, он клятву давал. Для него они на «черных» и «белых» не делятся.
Сам-то он оказался из политических, по-молодости.
- Зачем вы мне так старательно помогаете? – Спросил напоследок Эрик.
- Не знаю. – Ответил тот. – Здесь скучно. Надо хоть как-то себя развлекать, иначе можно сойти с ума. А-то все больше с трупами, да с трупами. Они разговорчивостью не отличаются. Тоска. А если честно, то по виду вы человек умный, одаренный, вон, какой необычный способ удумали. Приятно встретить разумного человека. Если бы вы не сказали истинную причину пребывания здесь, я бы подумал, что вы тоже по политическому. У вас глаза особенные, наполненные, не пустые. Вы хороший собеседник, и на убийцу совсем не походите. Поверьте, самому последнему душегубцу, охочему до бесполезной крови (а такие люди, непременно, с патологией мозга), я бы и не вздумал помогать. Уверяю вас, за годы пребывания здесь я научился различать это по лицам, по ушам.
- Что же вам мои уши?
- Уши, как уши. Прощайте.
Что именно доктор прочел по его ушам, Эрик гадать не стал. Да и другие размышления, по серьезнее, одолевали его разум последующее время. Нужно было вернуться в Москву, привести себя в порядок, побриться, одеться, и закончить одно (особой важности) дело, встретиться с кое-какими людьми.
Не охоч до крови, значит? Поглядим.


* * *

В доме, когда-то принадлежавшем Витольду Длуголенскому, было почти все так, как при хозяине. Разве что кое-какие мелочи новые прибавились. Но общего вида это не меняло.
Надо же, хоть бы все сменил, - подумал Эрик. И как совесть выносит, этакое-то напоминание?
Пробрался сюда Эрик, собственно говоря, как мышь, тихо и тайно. На то особая надобность имелась. И от того, пребывал он сейчас в гостиной, сидя уже с целый час на стуле, у стены.
Но более ждать не понадобилось. Ровно в полночь (это Эрик определил по количеству ударов на часах) явился хозяин. Чужого присутствия, кажется, не заметил. Из прихожей прошел в кабинет, пробыл какое-то время там.
Эрик заволновался. Может быть, зря он принял решение, дождаться хозяина здесь, а не в кабинете?
Не зря. Послышались шаги, и стало ясно, что хозяин идет в гостиную. Эрик напрягся, подобрался, пошевелил рукой, опущенной в карман сюртука.
Зажегся свет, в комнате стало светло, будто днем. И Эрик заметил самую главную деталь, которой не было при прежнем хозяине. Под самым потолком на толстом крюке висела огромных размеров люстра в два чугунных кольца, россыпи играющего разными гранями стекла, и еще украшена прочими безделицами. Удивительное чудо, при включении в ней, видно, срабатывал какой-то механизм, и первый круг, на котором помещалось огромное количество свечей, вспыхивал огнем. А второй круг был уже сплошь из лампочек.
- Здравствуй. – Мрачно произнес Эрик, взглянув на вошедшего человека.
А иначе было невозможно. Как не поздороваться, если это оказался давний добрый знакомый.
Зашедший в комнату Шмулик, кажется, ни чуть не удивился. По крайней мере, на лице его не отразилось ни изумления, ни испуга. Он хлопнул в ладоши, и вдруг захохотал.
- Ты!?
- Не ждал?
- Как же я мог тебя ждать, когда ты известно где пропадал, батюшка? – Все с тем же весельем сказал Зильбер. - Потрепала тебя матушка-каторга. Так как там, Эрик, киркой махать?
- Хорошо, - ухмыльнулся Эрик. – Воздух чистый. Спится потом преотлично.
Эрик пошевелил рукой в кармане, и медленно извлек оттуда что-то тяжелое, черное. Вскинул руку, и наставил дуло «кольта» ему прямо между глаз. Шмуэль этому, кажется, опять ничуть не удивился.
- Вижу. Сошел с ума. Рехнулся, братец?
- Я тебе не братец, Шмулик. – Презрительно ответил ему Эрик. – Ты предатель, и получишь сегодня пулю в лоб. Ты это заслужил.
Шмулик, пребывая в замечательном настроении (таком, что кажется, даже это досадное происшествие с сумасшедшим другом ничуть не опечалило его), рассмеялся, и, сложив губы дудочкой, присвистнул.
- Интересные мысли. Значит, догадался?
- У меня было время, чтобы подумать. – И дальше, без всякой прелюдии, сказал: - Длуголенско убил ты. Я ведь, в самом деле, думал, что это Яков.
Шмулик растянул алые губы в улыбке, и сделал жест руками, мол, извиняй друг, иначе и быть не могло, а что сам опростоволосился, так в том моей вины нет.
- Не мельтеши. – Проговорил Эрик медленно. – Будешь дергаться из стороны в сторону, пущу свинец в голову без всякого разговора. – Зильбер встал на середине комнаты, склонив голову на бок, показывая тем самым свою готовность слушать. - Длуголенский-младший никогда не ладил с отцом. Они вечно спорили и препирались. Витольд не позволял ему заниматься мокрыми делами, хотел, что бы его сын выбрал себе занятие по аристократичнее. А Яков не мог, и не хотел становиться первоклассным шулером, связался с дурными людьми. Витольд не находил в себе сил его за это простить. Яков открыто говорил, что отец вытрепал ему всю душу. Ты это знал.
Шмуэль, осторожно пошевелившись, сложил руки на груди, и во второй раз одобрительно кивнул головой.
- Я простить себе не мог, что не уберег Длуголенского от иуды-сына! Только ведь не от Якова его нужно было ограждать. – Губы Эрика искривились в болезненную улыбку. - Яков глуп. У него было свое оружие. Почему он не убил отца из своего револьвера? Почему он взял мое оружие? Даже не взял, а выкрал. Чтобы те, кто меня окружал, подумали на меня, засомневались? Какая глупость! Он человек слишком небольшого ума, ему не под силу разыграть эту партию так искусно. Кроме того, место, где я хранил свой пистолет, знали только два человека. Я и ты, Шмулик. Ведь это ты убедил меня, что мне необходимо оружие.
- Ты послушал меня Эрик. Ты всегда меня слушал.
- Я доверял тебе.
- Окажи услугу, продолжи рассказ. Занятно. – Тихо, и даже ласково проговорил Шмулик.
- Хочешь узнать, правильно ли я мыслю? Хорошо, я окажу тебе эту услугу. Мне не сложно.
- Твой расчет был запутать меня. А Яков был лишь средством. Ты знал, что он не станет горевать по отцу. Да и особой угрозы он тебе не предоставлял. Потому что был не так умен. Но от него ты тоже решил избавиться. А у меня было то, что ему так нужно. Кристина. Основную ставку ты сделал на нее. Ты говорил, что сделаешь все, что бы мы были в безопасности. А сам делал все наоборот. Ведь в полицию донес человек знающий, свой. Не знаю Шмуэль, сам ли, через кого-то, тебе знать лучше. Но пособничество мильтонам о том, что первей всего надо брать женщину, было выверено и исполнено тобой. Ведь я не допущу этого. Ты знал, я скорее пожертвую собой, чем Кристиной. И когда узнаю, что охота идет на нее, сломаюсь, стану уязвимым, лучше пойду к ним сам, только чтобы огородить жену. Это был план, чтобы разделаться со мной. Чтобы разделаться с Кристиной и Длуголенским-младшим ты придумал другой план. При помощи все того же Якова. Его было легко поймать на крючок двумя средствами: деньгами и Кристиной. Плата была выгодная, ему доставались деньги, которые были при Кристине. И то, чего он так жаждал - женщина, которую он так и не смог себе подчинить. Адрес места, куда я отвез супругу, был известен только мне и тебе. Яшка бы не нашел, если бы ему не выдали этот адрес. Место ее нахождения выдал ты. Кристина тебе была ни к чему.
- По-правде сказать, я дождаться не мог, когда от нее избавлюсь. – Сказал Шмулик, любопытно разглядывая Эрика. - Вы вдвоем были слишком опасной силой. Ты, как обезумевший пес был готов стоят за свою сучку до последней капли крови, грызть глотку любому, кто приблизится к ней. Я это сразу понял. Вас нельзя было оставлять вместе. А Якову так мало было нужно. Лишь подмять под себя какую-то бабу, на один раз, не больше. Я уверен.
- Ты отправил Якова к Кристине, - с отвращением продолжил Эрик, - зная, что я собирался ехать той ночью к ней. Я должен был ее увидеть. Это ведь ты задержал меня тем вечером, пустив по ложному следу. Сказал, что за нами хвост, заставил петлять полночи. А когда я явился на квартиру, то обнаружил только погром.
- Но ты ведь потом разыскал Якова.
- Да. И отправил его в ад. – Эрик помолчал с полминуты. - А Давид, Шмуэль? У тебя вышла осечка. Неужели тебе не было жалко родного брата?
Шмулик совершенно спокойно пожал плечами.
- В таких делах нужно чем-то жертвовать. Он ничего не знал. Так вышло.
- И, слава богу. Иначе парень не пережил бы такого предательства. Он ведь верил в тебя, он так часто рассказывал мне про тебя, что хочет стать похожим на тебя, когда вырастит.
- Он бы не стал. Додик пошел в нашего простодушного отца.
- Мальчишку постигла глупая смерть. Из-за тебя, сволочь. Глупый план.
- Может быть. Но как видишь, Эрик, я избавился от вас троих. И я здесь. На этом месте. Витольд гниет в гробу, у тебя не было выхода, кроме как отправиться на каторгу, а твоя девка куда-то пропала. Вы трое не существуете. А сегодня ночью и ты отправишься к Длуголенскому. Я думаю, вы найдете о чем поговорить.
- Ты так уверен? Ты ошибаешься, Шмулик. Разговор сегодня с ним будешь держать ты. Но прежде, чем это произойдет, я хочу знать, - устало вздохнул Эрик. – Зачем все это? Как ты мог? Разве Витольд мало для тебя сделал?
- Достаточно. Только он, сучий сын, все равно всех под себя положить хотел. Думал главным быть. Неужели ты не видел, что и тебя хотел своим прихвостнем сделать? Ты был слепец, ты видел только свою Кристину, бегал за нею, как кобель. Тебе нужно было только одно – вскочить на нее. Я ведь был против появления этой девки здесь, я знал, что тогда ты и вовсе одуреешь. Но ничего, я сразу придумал, как это исправить, и как это сыграет мне на руку. Девчонка была даже в какой-то мере полезна. А тебе ведь было все равно, что будет со мной, с нами со всеми. Витольд шептал тебе что-то на ухо, а ты верил. А эта твоя глупая задумка, объединить всех варюг… Хотя нет, ты же называл это по-другому, и вором себя не считал. А я считал. Я себя таковым считал. И знал я об этой жизни куда больше, чем ты. Ты пришел на все готовое, а я с рождения в этом дерьме бултыхался. Как та лягушка. Потому и терпеливо ждал, пока оно в масло превратится. Со мной твои глупости не прошли. Я подстилкой быть ни кому не привык!
- Давно об этом думал?
- Давно. Я об том задумался еще раньше, чем ты, сволочь, со своей курвой появился. А Длуголенский живучий был, мне его смерти так просто не дождаться было. – И тут Зильбер впервые за весь разговор повысил голос. - Мешал он мне, свет белый загораживал. В шестерках держал. Я для него жидом был, как и для вас всех. Такого разве вместо себя можно поставить? Куда там! А потом ты появился. Черт знает откуда. Ишь, пришел и сел. И Длуголенский-то пред тобою на задних лапах танцевал. А мне сызнова шестерить? До смерти? Однако забавно, правда? Нет, мне в шестерках ни у Длуголенского, ни тем более у тебя быть не хотелось. Ты мне тоже поперек глотки стоял. Все сливки снимал. Хорошеньким быть хотел, руки замарать боялся? А мне, значит, за вами грязь подчищать? – Со злобою говорил Зильбер. - Жаль, я думал, что уже больше никогда тебя не увижу.
- Ты ошибся. Здравствуй Шмулик. – Знакомый женский голос произнес это так, что Эрик невольно залюбовался. В дверях стояла Кристина, в руке у нее был крошечный галан и целилась она тоже в Шмуликову голову.
- Какая милая штучка! – Воскликнул Шмуэль, рассматривая нежданную гостью. – Ты хоть сможешь из него попасть в цель, крошка?
Кристина нисколько не испугалась.
- В тебя Шмулик, не промахнусь. И сделаю это с огромным удовольствием. За Давида.
- Решили поиграть в эту игру вдвоем, - заключил Шмуэль. – Но знаете, мне начинает надоедать это действо. – Проговорил он, так и не шевелясь и не меняя своего положения.
Теперь по одну его руку был Эрик, а по другую Кристина, два черных дула глядели на него с обеих сторон. Но Зильбер не выглядел встревоженным, кажется, больше веселым.
- Охо-хо, братцы мои, - начал он, сложив руки в молящем жесте, - вы меня, непременно застрелите. Так? Стало быть, сами возьмете на душу грех? А ты, Кристина, сможешь? Ты же ангел воплоти.
- Про ангелов говорить постыдись, - дрогнувшим голосом вымолвила женщина. – Я слышала, что ты давеча про меня говорил. От того лучше молчи.
Шмулик поджал губы.
- Значит, быть мне сегодня покойником. Зря вы думаете, что я буду сопротивляться. И не подумаю. Что мне теперь, самому эта жизнь осточертела. – Он говорил мягко, неторопливо, и лжи в этих словах было усмотреть никак не возможно. - М-да, и на старуху бывает проруха. Но последний раз воздуха вдохнуть хоть дадите? – Он выпятил вперед грудь, дернул галстук, будто тот мешал ему дышать, потом положил обе руки на поясницу, потянулся. – Погляди, Эрик, - сказал он, - какая твоя супружница красивая. Женщине идет оружие, не правда ли? Такая грация, такая стать. Я такой красоты прежде никогда не видел. Верно, верно, будьте вместе. Всегда!
Кристина удивленно приподняла брови, и хотела рассмеяться над его словами, но не успела.
Прозвучал хлопок, она вздрогнула. Но не покачнулась. Осталась стоять, как стояла. Значит, цела. От внезапности забыла, что в руке держит пистолет.
Перевела взгляд на Эрика, тот подался всем корпусом вперед, правая рука у него дрожала, а по ладони в несколько струек быстро текла, роняя на ковер капли, темная вишневая жидкость. «Кольт» он, чтобы не остаться безоружным, перекинул в левую.
Кристина вскрикнула, хотела кинуться к нему, но было поздно. В левой руке Зильбера уже возник второй револьвер. И дуло его смотрело прямо Кристине в грудь.
- Не надо дергаться, моя дорогая, - рассмеявшись, сказал он. – Кинь свою милую игрушку на пол, подальше. Ну! Иначе я пущу пулю твоему благоверному не в руку, а в глаз. И поверь, стреляю я точно. Не промахнусь. – Кристина колебалась. – Или сначала прикончить тебя? Могу устроить бесплатный спектакль твоему мужу. Он ведь любит театр? Отлично сыграем. – Он чуть опустил руку, и довольно рассмеялся. - Пожалуй, выстрелю тебе не в сердце, а в живот. Только представь, какая занятная ночка вас будет ожидать. Ну же!
- Бросай! – Крикнул сквозь зубы Эрик.
Кристина разжала пальцы, и выкинула оружие. То глухо ударилось о ковер.
- Как хорошо разговаривать с людьми, которые тебя понимают. – Подмигнул ей Шмулик. – Но, в самом деле, я же не зверь. Вы оба это знаете. Мы старые друзья. Не могу смотреть на ваши перекошенные рожи.
Эрик стоял, согнувшись, прижимая кровоточащую руку к груди, и внимательно следил за тем, что делал Шмуэль. На удивление, левая рука его уже была свободна, и он пережимал ею рану, что бы замедлить кровь. Ничего странного, должно быть, выронил свой револьвер. Главное, что бы была не перебита кость, пуля угодила по центру запястья.
- Ну, сойдитесь, что ли, - вяло предложил Шмулик, и зевнул. Кристина не стала противиться, и быстрым шагом подошла к Эрику, ткнулась ему лицом в грудь. - Как это чудно, - закис со смеху Шмулик, - Ромео и Джульетта! Сдохнут в один день, друг у дружки на глазах. – И покачал двумя стволами своих револьверов, одновременно держа своих бывших приятелей на прицеле. – Ну, что же вы встали в углу, так сиротливо, идите поближе, поговорим по душам.
Кристину, кажется, теперь волновало только одно – состояние своего благоверного. Она взгляда не отводила от его раненной руки, а Эрик решил не противиться своему давнему знакомому, и подошел поближе, левой рукой прижимая к себе Кристину. Он положил ей ладонь на спину, потом скользнул вниз по пояснице, оставив на спине темную дорожку, и отчего-то вовсе убрал руку.
Шмулик посмотрел на циферблат напольных часов, покачал головой с блестящим пробором. Он теперь вовсе не походил на Шмулика, которого знал Эрик – слишком щеголеватый и лукаво прищуренными глазами – в нем не было ничего от прежнего простого Зильбера.
- Я бы и рад еще поговорить. – Равнодушно сообщил Зильбер. - Но время позднее. Вы не против, если мы распрощаемся прямо сейчас? – И взвел курки. – Надо кончать. Правда? Вот так, Фортуна дама с причудами. Пришли кончить меня, а на самом деле, кончу вас я. И на этот раз навсегда.
- Шмулик, - на удивление ласково вдруг заговорила Кристина, отнимая голову от груди мужа, – это же не ты! Ведь ты другой. Ты нам друг. И Эрика ты знаешь столько лет. Не верю…
Зильбера это, кажется, только забавляло. Он посмеивался, наблюдая за тщетными Кристиниными попытками, протянуть последние минуты жизни.
- Погляди на это все, – сказала Кристина, и, подняв голову, обвела взглядом потолок, стены, пол. – Ведь это Витольдов дом. А ты про все позабыл. И про добро, что он тебе сделал, и про то, как нам всем тут было хорошо. Скажи, что ты не в себе!
И так она одухотворенно об этом всем заговорила, что Шмулик тоже краем глаза присмотрелся к комнате, огляделся.
Эрик же отчего-то очень медленно сделал несколько шагов, и Кристина оказалась ему теперь не по левую руку, а по правую.
- Зря ты про этого старого лиса заговорила, - не внял ее словам Шмулик, - думаешь, разжалобишь? Не стойте у Шмуэля Зильбера на пути. Мне это страсть, как не нравится. Я того, что мне надо было, добился. А разговоры вести мне с вами уже надоело.
И Эрику, кажется, тоже, потому что он неожиданно резко выбросил вперед левую руку, встав боком, и загородив Кристину.
Из груди Шмулика вырвался короткий хрип, голова его резко дернулась, запрокинулась назад. Кристина отчетливо увидела, как на лице у него появилось искреннее удивление, глаза расширились, и он, подогнув ноги, начал заваливаться на спину.
Но прежде, чем пуля с противным хрустом, которого из-за грохнувшего выстрела никто не услышал, вошла ему в лоб, аккурат между бровей, Шмулик успел нажать на курок, и дуло его револьвера извергло хлопок, не менее громкий, чем «кольт» Эрика. И не один раз, а несколько. Только направлено оно было не прямо, а чуть вверх. От того, с потолка посыпалась крошка.
Шмулик упал не сразу. Ему показалось, что время в это мгновение замедлилось, стало противно тягучим и длинным, а движения его и окружающих – плавными и на удивление медленными.
Он повел глазами, и в темнеющей комнате увидел, как по центру, с отвращением выпуская из левой руки револьвер, стоял Эрик, раненной кровавой рукой прижимая к себе голову Кристины, плечи ее мелко подрагивали, она то ли рыдала, то ли смеялась.
Но удивительнее всего было другое. Беззвучно (потому что, способность к восприятию звуков он в этот момент утратил), медленно и зловеще раскачиваясь, с потолка, сорвавшись с крюка, на самую середину опускалась жуткая люстра. Кристина вскинула голову, открыла рот, что бы закричать. Все это, должно быть, не продлилось и пары секунд. Но Шмуэлю казалось, что время тянется, тянется…
Но это было совсем неважно.
Что ему теперь до этого ужасного монстра, который, наверняка, погребет под своей тушей половину комнаты, когда он сам уже падает, и должно быть, теперь никогда уже не поднимется.


КОНЕЦ

<<< Глава 14

В раздел "Фанфики"
На верх страницы